Ничего не предвещало беды.

Чудеса, чудесами дышал каждый переулок, и каждая витрина на уже привычном пути в Никко. Кажется, это называют "эффектом медового месяца" - когда каждая мелочь на новом месте кажется совершенно поразительной. И платья на витринах, и случайный прохожий, и бродячая кошка, и даже хулиган, который может пристать на улице, будет воспринят с внутренним восторгом, а-ля "Ну ничего себе, меня чуть не обокрали, вот это да!".

Хулиганов к Саюри, впрочем, пока не приставало. Самым удивительным, что она видела на улицах Никко за прошедшую пару недель, был Дзинменкен, рывшийся в опрокинутом мусорном баке на пункте сортировки (наверное, пес сбежал у кого-то из хозяев-ханъё, потому что, завидев Саюри, ринулся бежать прочь со всей прыти с криком "Не подходи!"), да обезьяна, зачем-то кинувшая в нее апельсиновой коркой.

Беды ничего не предвещало. Тем более такой и вот так.

Вот ты идешь себе из школы, довольно шлепая по лужам под прохладным весенним дождем, предвкушаешь ужин и обещанные мамой с утра данго, а после два выходных дня, и работу в Кинугава Онсен, общение с новыми подружками, думаешь о куче всякой разной ерунды, чрезвычайно важной, когда тебе едва шестнадцать, тихо переговариваешься с раскрытым над головой зонтиком, нагло пользуясь тем, что в дождливый вечер люди успели попрятаться кто куда, и никто не примет твой разговор за беседу с самой собой. Над головой глухо барабанят тяжелые капли, и город вокруг кажется как будто задремавшим, как вдруг..!

***

Под крышу "Даси но Уме" ворвалась, впустив с собой влажную прохладу апрельского дождя. Канзаки Саюри. Насквозь промокшая, она буквально влетела внутрь, едва не подскользнувшись, и на ее залепленном потемневшими от воды волосами читалась самая настоящая паника.

- Дядя Додзаэмон! Беда! Беда! - заголосила с порога девочка. Она ринулась к стойке, растерянно застыла на месте, как будто забыла о чем-то очень важном. А потом сложила руки по швам и торопливо поклонилась, - Простите за вторжение! Беда!

Шутка ли? Явно нет. И ободранные коленки, и сжатая в кулак обмотанная платком сильно кровоточащая ладонь - последние штрихи к ее откровенной панике.

Приняв коробочку с волшебной мазью, Саюри не забыла поблагодарить, и торопливо замазала ссадины, коротко зашипела от боли, а затем вздохнула с явным облегчением. Укус на ладони быстро затянулся, перестав болеть, коленкам и вовсе потребовалась пара секунд, и теперь Саюри была немножко горда собой, что не заплакала, не растерялась, и сделала все именно так, как наказывала мама, когда впервые проводила ее по городу и показала места, куда, в случае чего, нужно бежать за помощью.

А дядя Додзаэмон - опытный, сильный, и, главное, взрослый, он обязательно поможет.

- Ум! Идемте, я покажу, куда он побежал, - Саюри решительно кивнула и спрыгнула со стула, - Хая-нээ, спасибо! До свидания! - приняв из рук Хаянэ протянутый той бумажный зонт с символом лавки, кицуне вновь поклонилась, и, не медля, выбежала на пустынную улицу, под пелену дождя. Нужно поймать Саказаки-сана как можно быстрее, и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его увидел кто-то из простых людей!

Конечно, нельзя. Но взволнованная Саюри не меньше переживала и за самого цукумогами. Отец и братья привезли его из своих странствий пару лет назад, наказав хорошо заботиться о нем, вместе с братьями они чинили его, раскрашивали в яркие краски, на замену давно выгоревшим и потускневшим, покрывали свежим слоем масла и лака. Он был... глупый, но смешной и любопытный, гонялся за кошками в храме, и часто играл с ней. Он был... друг. Что же с ним случилось? И как теперь не волноваться?

Ведя по улице дядю Додзаэмона, девочка то и дело забегала чуть вперед, оборачивалась, дожидаясь своего спутника, и снова бежала через пестрящий оранжевыми огнями фонарей и окон полумрак. На перекрестке в двух кварталах от Даси-но-Уме кицуне остановилась.

- Тут, - коротко сказала она, - Я перешла через дорогу, и тут он затрясся, как-то странно зарычал и закрылся. А потом стал вырываться из руку и укусил, когда я пыталась его удержать. А потом...

А потом он заметил кошку и поскакал на своей единственной ноге по лужам прямо за ней. Сложно сказать, что вдруг взбрело ему в... что там у цукумогами вместо содержимого голов, но, как бы то ни было, девочка до последнего надеялась, что из-за паники и сгущающихся сумерек ей показалось. Показалось, что с каждым прыжком красный узор все больше заволакивает идущая откуда-то изнутри странная чернота, а сам каса-обаке как будто увеличивается в размерах.

- Саказаки-сааан! - перебросив зонтик на плечо и сложив ладони рупором, Саюри позвала в дождливую темноту, - Сказаки-сан, вернись! Я совсем не обиделась, что ты меня укусил!

Ответом был шум воды со всех сторон. Мимо, скользнув светом фар по мокрому асфальту, проехала машина. Девочка постояла в нерешительности, осматриваясь по сторонам, и пытаясь вспомнить, в какую сторону упрыгал ее зонт, а затем резко свернула в переулок.

Там, на асфальте, подозрительно чернея, расплывались странные пятна, похожие на жидкую смолу или нефть. И если Саю, пробежав мимо, едва обратила на них внимание, то для Додзаэмона эти пятна источали слабый, но вполне ощутимый запах. Так пахнет крыса, сдохшая где-то под полом. Так пахнет выброшенное испорченное мясо, залежавшееся в жаркий день.

- Хм-м... - протянул повар и присел на корточки, положив на плечо зонтик. Мельком взглянул на девочку и внимательно воззрился на одно из пятен. Протянул руку вперед, шевельнул пальцами - по луже, в которой темнело пятно, пошли круги.
- Ха-а... Ну и ну.
Додзаэмон сморщил нос и прищурился, словно учуяв какой-то гадкий запах.

- Саказаки-саааан! Где тыыы!? - вновь позвала забежавшая вперед девочка.

- Саюри-тян! - дружелюбно позвал Додзаэмон. - Не уходи далеко. Вот что, сейчас пойдем, а ты держись за мной. Скажи бежать - так беги обратно в лавку, поняла? Ха-ха, только не бойся. Это я всем так говорю, когда иду убежавший зонтик искать. Сколько я зонтиков переловил - не сосчитаешь!

Кицуне послушно остановилась, потопталась пару секуд, будто желая возразить, но не решаясь. А потом кивнула и, дождавшись Додзаэмона, пошла у него в хвосте. И хотя дядя Додзаэмон сказал ей не бояться, она ощутимо напряглась и притихла.

И не зря.

Новые черные пятна не заставили себя ждать, мужчина и девочка прошли сразу несколько луж, устремляющихся вперед, в темноту.

Плюх. Шлеп. Хрясь! Мяв!

В глубине переулка, в сгустившемся мраке, нависала почти двухметровая черная тень в форме огромного зонта. Он бился в кирпичную стену какого-то закрытого уже магазина, а на карнизе второго этажа, съежившись и агрессивно топорща мех, рычала и шипела перепуганная насмерть черная кошка.

- Кис-кис-кис~ - вкрадчиво тянул монструозный Саказаки-сан странным скрипучим голосом, пытаясь дотянуться до несчастного животного длинным языком, - Иди к пааа~почке, кисонька, пааа~почка тебя не обидит~

Увидев из-за спины Додзаэмона такую картину, Саюри не сдержала вскрика.

- Саказаки-сан! Перестань! Что с ним случилось!?

Заслышав ее голос, зонт прыжком - громкий шлеп! - развернулся... и с неприятным "буээээ" блеванул черной жижей прямо на асфальт.

Сопротивление Саказаки-сана оказалось поистине недюжинным: он рвался, как дикий зверь, пойманный в силки, и даже взрослому, опытному ханъё оказывалось непросто удержать его на месте. Единственная нога, обретшая неожиданную мощность, изо всех сил изворачивалась и пиналась, длинный язык, за отсутствием у зонта рук, обвил чужое запястье, пытаясь ослабить хват, а бумажный купол продолжал надуваться, напоминая глотку диковинной жабы перед оглушительным "ква!".

За спиной Додзи-сана панически рылась в коробе Саюри, опустившись коленями прямо в лужу. Трясущимися руками она открыла целебные припасы дяди Додзаэмона, нашла нужную - красную - коробочку, и даже нужную пилюлю.

- Дядя Додзаэмон! Нашла! Ловите! - зачем-то зажмурившись, она кинула пилюлю, но волнение, тряска и мрак сделали свое дело - бросок вышел, мягко говоря, неудачным. Пилюля преодолела мерцающую преграду защитного купола, упала в лужу у стены и быстро затерялась во мраке. Кицуне приоткрыла один глаз, распахнула оба, и схватилась за голову, - Аааа! Простите! Простите! Я сейчас подберу!

Этого мгновенного замешательства было достаточно, чтобы нога Саказаки-сана нашла точку опоры. Он пнул изо всех и куском мыла выскользнул из хватки каппы изрядно помятый, с громким плюхом приземлившись в лужу.

- Вот незадача, - пробормотал Додзаэмон, стоя на одном колене. - Саюри-тян, вот тебе помощник! Вдвоем быстрее найдете!
Плюнув себе в кулак, каппа прошептал что-то, а потом развернул руку ладонью вниз. Из его пятерни вывалился и шлепнулся на асфальт человечек, будто целиком состоящий из воды или стекла: прозрачный, голубоватый.

- Ротэки*, это Саюри, - буркнул Додзи-сан, указав на девочку. - Она тобой владеет теперь, что скажет - делай.
Ротэки булькнул и побежал к хозяйке. Росту в нем было не больше двух пальцев; рот под крохотным носом напоминал утиный клюв, глаза походили на бусинки, на бедрах виднелась юбочка.
- Уж в воде кому искать, как не ему, - вздохнул Додзаэмон, поднимаясь. - Он сам вода. Ищите, а я пока дружка твоего ухвачу. Больно он верткий...

- Там упало, в той луже! - Саюри мигом ткнула пальцем туда, куда, по ощущениям, приземлилась пилюля. И водяной человечек, не медля, скользнул в указанное место.

Сама она могла бы искать пилюлю в воде битые десять минут, панически шлепая по луже трясущимися ладонями. Но Ротеки, буквально созданный для этой работы, просто нырнул, слился с поверхностью воды, вынырнув из-за ребристой от дождя кромки лужи, крепко-накрепко прижимая к себе серый кругляш своими маленькими ручками.

- Нашел! - обрадовалась кицуне. Торопливо обросила с лица мокрые волосы, сморгнув с ресниц дождевые капли, - Неси дяде Додзаэмону!

Саказаки-сан, тем временем, неожиданно замешкался. Он покачнулся взад-вперед, как пьяный, снова издал странный звук, надув то, что могло считаться "щеками" в его диковинной конфигурации, пытаясь, но не в силах сплюнуть или срыгнуть очередную порцию черного нечто. А потом вновь напряг ногу для прыжка...

---
* ротэки - “росинка” (яп.)

Все еще сидя прямо в луже, Саюри наблюдала за происходящим через щелку между пальцами, закрыв лицо руками. Она была ужасно растеряна и напугана, а еще ей было стыдно - удачный бросок пилюли мог закончить все еще минуты назад, но нет, и очень хотелось если не совершить что-то героическое, как дядя Додзаэмон, то хотя бы ему помочь. Но нет, от нее только дополнительные трудности. Это невероятно обидно и стыдно.

Саказаки-сан сглотнул пилюлю, булькающе икнул и разразился буквально фонтаном смолистой рвоты. Даже Саюри пришлось с опаской отползти, чтобы не вляпаться в разрастающуюся лужу. Такой же опасности, или неприятного запаха, как Додзи-сан, от жижи она не чувствовала, но не надо быть гением, чтобы понимать, что странная черная субстанция, которой яростно тошнит твоего цукумогами - штука как минимум неприятная, и трогать ее лучше не стоит.

Воспользовавшись произошедшим, кошка с негромким плюхом спрыгнула со своего карниза, шмыгнула в темноту и была такова.

В лужу жижи упало что-то продолговатое, маленькое и твердое. Немного откатилось в сторону и остановилось, тускло поблескивая в темноте белым пластиковым корпусом. Это была...

- Ручка?... - Саюри отняла руки от лица и удивленно моргнула. Да, именно ручка это и была. Самая обычная, из магазина "все по 100 йен", таких сотни в любой школе, - О. О! Вечером после уроков! Я нашла ручку в коридоре и хотела поднять. Но Саказаки-сан сказал "Стой!", а потом схватил ее языком и съел.

Кицуне неуклюже поднялась на ноги, желая, но не осмеливаясь шагнуть вперед и смотря на Саказаки-сана во все глаза. Ее драгоценный зонт уменьшался на глазах, и вся чернота, что окутывала его, сходила и пропадала. Несколько секунд - и в руках Додзаэмона был вполне обычный (для каса-обаке) каса-обаке, маленький, красно-желтый, сильно помятый, с парой сломанных в пылу сражения бамбуковых спиц. Зонт был в явной бессознанке, его глаз закатился, язык вывалился, он бормотал что-то невнятное. И все же он был "жив". Он был прежним. И почти невредимым. 

- Только с ним ничего не было, пока... - Саюри ахнула и прижала руки к губам, - Это не оттого, что он меня укусил!? Он будет в порядке, он не умрет?

Пережитый стресс и холод от насквозь промочившего форму дождя сказался на Саюри не лучшим образом - сейчас больше всего на свете ей хотелось перекинуться лисой, забраться в короб к дяде Додзаэмону и прикорнуть там до самого дома. Подобное кицуне проворачивала уже не раз: удобно, когда ты в своем зверином облике достаточно компактна, чтобы уместиться и в чужой сумке, на плече или даже за пазухой одетой в теплую куртку подружки.

Но попросить о чем-то таком она не решалась - во-первых, было неловко, а во-вторых, у за спиной все еще был рюкзак с учебниками, а в руках все еще мучающийся своим диковинным "похмельем" Саказаки-сан, которому все никак не становилось лучше. Большую часть пути он продолжал бормотать что-то невнятное, а потом начал громко храпеть в руках девочки. Наверное, хороший знак. Хорошо, что в этой части города в поздний час людей уже почти не было, и можно было легко спрятать неспособного спрятаться цукумогами в объятиях и за пеленой дождя.

Жили они не на самой территории храма, но в шаговой дальности от знаменитого красного моста у храма Футарасан, разделив большой старинный дом с семьей Амамия, и вселившись в соседнее от них крыло. Утопающее в цветущей сливе, это строение выглядело со стороны, как еще один архитектурный объект, каких десятки в храмовом районе Никко. Кицуне шмыгнула вдоль деревянной ограды, под одурительно пахнущей сливой, тянущей цветущие ветки поверх забора на улицу, повозившись, открыла ворота, и, отойдя в сторону, вежливо пропустила гостя. А потом, минуя блестящую от воды зеленую лужайку, взбежала на открытую веранду... и остановилась как вкопанная.

У приоткрытой седзи, загораживая собой свет, стояла очень недовольная Канзаки Юдзуриха, сменившая жреческие одежды на простое домашнее кимоно, с заплетенными в длинную косу волосами, и грозно сложенными под грудью руками.

- Ну и где мы бы... - начала она с опасно-ласковыми нотками в голосе, и только затем заметила, что дочь не одна, - Ара! Окинами-сан! Какими судьбами?...